это и правда бредКогда-то давным-давно, 2 года назад, играя в вовку, фармила я руду. Скучно мне тогда было. И скачала я себе аудио-повестушку. Просто повестушку. Порылась, нашла произведеньице "какого-то там японского умельца". И решила ее послушать от нечего делать. Повестушка оказалась забавной - увлекательной такой, с забавными идеями. И прослушала я ее с известным удовольствием. А теперь... А теперь я узнаю, что писал он ее в 27 году. В последний год своей жизни. В год, когда бедная голова его раскалывалась от боли и бессонницы. Когда сидел он на таблетках и шарахался от образов, возникающих в его собственном мозгу. Когда он бредил. Не для забавы была написана она, не от хитрых социальных идей, а от боли! Как же жаль мне тебя, прекрасный чужой писатель! Как же хочется мне теперь перенестись в одночасье в твою Японию. В 27 год. В Токио. Туда, где бредешь ты по грязной улице, скользя испуганными глазами по прохожим. Не замечая лиц, смотря только на цвета одежды. И находя в цветах этих символы и знаки, уводящие еще более тебя в безумие. Как хочется мне появиться подле тебя, взять тебя за полы плаща, тряхнуть легонько, заставить глянуть в глаза свои. Знаешь, у меня очень большие глаза. Они не голубые, не совсем чужие вам, я думаю. Может быть, они бы смогли тебя не напугать... И сказать тебе: "Ну что ты! Ну что... Все будет хорошо! Не верь никому! И прежде всего, не верь себе... Никогда не верь себе, потому что только ты сам завел себя в это болото водяных, только ты сам. Давай теперь пойдем с тобой на вокзал и станем смотреть в лица людей. И увидим и убедимся, что мы не в аду. Мы на земле! И она хороша, мой хороший! Хороша ваша земля так же, как хороша наша..." Может быть, кажется мне, стало бы ему тогда немного, хотя бы немного легче... Я любила в жизни только трех поэтов. Наших, русских поэтов. А теперь душа моя изменяет им, родным, с тобой, совершенно чужим и чуждым. С тобой, давно мертвый мужчина с узким черным лицом, крупным, словно вылепленным из гипса, носом, с огромными глазами, смотрящими со старых фотографий на экране монитора так, будто ты жив еще, будто ты живешь где-то. Там, в Японии... В другом измерении, в другой реальности. Я люблю тебя сейчас и очень, очень жалею. Скажи мне, кто дал тебе право писать о наших писателях так, будто ты знал их? Кто дал тебе право писать о природе нашей средней полосы? Кто дал тебе право говорить об Икаре так, будто история его, выжженная с самого детства в сердцах наших, рассказана тебе другом вчера или прочитана в случайной книге? Кто дал тебе право сводить меня с ума? Меня, взрослую, красивую, серьезную, циничную, кто? Смерть не дает такого права, мой хороший. И страна не дает. И даже черные огромные тяжелые глаза... Но как же мне жаль тебя! Как же жаль, что я живу теперь и здесь...