читать дальшеЯ никогда не любила встречаться с прошлым. Слишком многое меняется, когда долго не видишь человека. Слишком много всего происходит. И кажется всегда, что у тебя не меняется ничего. Ты будто когда-то законсервировал себя в меду, и только жизнь старательно пинает тебя вперед, хочешь или не хочешь, выбирай, делай, иди. И сейчас кажется, что шаги ее совсем уже близко, будто она наступает на пятки, как некая женщина в черном из моих снов. Шепчет в спину что-то такое, неутешительное. А ты все идешь, медленно, словно в воде или - хуже - в вязкой смоле, выдумываешь цели, громоздишь смыслы на смыслы, пока они не схлопываются под собственной тяжестью и не растворяются сиреневыми миражами.
Я не боюсь смерти. Когда мне хорошо, я даже ее хочу. А когда плохо, с тоской думаю о том, что мне еще довольно много лет нужно нести все это, что копошится в моей голове. Я не боюсь смерти, я не боюсь старости. А боюсь я всегда только одиночества. Того, что однажды останусь совсем одна. Я даже писать как следует про это не могу, не могу объяснить этот страх, но зависимость от людей у меня есть, еще какая.
А сейчас мне нужно взять себя в руки, начать спать, есть, привести в порядок жизнь, которую я так распустила, начать ходить по врачам, проверить все - потому что неизвестно, в какую жопу я еще себя успела загнать нервяками. Но я пока не могу себя заставить - мед и смола. Вот и все. Консервация.
Каждый день, выходя из метро, вижу ведра с хризантемами: белые, желтые и розовые - огромные шары. И каждый день мучительно хочется их купить и принести домой. Только не покупаю: не знаю, какой цвет мне больше хочется. А еще - если куплю, хотеться перестанет. А это любопытное ощущение - с каждым днем хочется все больше. Только вот, пожалуй, когда их перестанут продавать, будет чертовски грустно.
Когда я читаю знаковые книги, начинаю подхватывать стиль. Есть ли у меня хоть что-то свое)